Зима

Темная грозовая туча каталась с ветром по небу как сухая пухлая какашка. Миотка, скривившись, уже час наблюдала за ней и хотела дождя. Подтянула к себе щенка и прошептала: «Слушай, почему все так? Перед ней невидимыми нитями закрутились два ответа и встали параллельно.

— Неужели виноваты родители? — Миотка посмотрела на окна квартиры. Не своей, а их, родительской, поэтому-то она и не могла войти. Перепутала. Опять отсчитала снизу шесть рядов. Шторы закрыты. Даже сюда, к Миотке, тянется тонкий запах классики. Сегодня Миотку отпустили с танцев. Похвалили и отпустили. А она и забыла, что сегодня суббота, и папа с мамой дома. Каникулы на них не действуют. Хорошо, что хоть щенка с собой взяла — не так скучно. Он совсем легкий, маленький, круглый. Дома есть побольше, в красную полоску, а этого поводком обвязывать тяжело — выскальзывает.

— Или все-таки я?

— Ты! Ты, с фигой на голове! — мальчишки, подталкивая друг друга, ржали. — Дай собачку, мы ее немного попинаем! Ты ей горло передавила!

Перед Миоткой, на которую медленно капала противная красная густая гуашь, расплелись стрелочки.

Молчать — отойдут? И мгновенная прокрутка ситуации.

Пойти в другую сторону? Нет.

Мама не услышит — позор и…

Миотка не успела «дочитать».

— Да ты еще и тормоз!

— Знаешь такой анекдот? Идет с комиссией главврач по психушке, а там псих за собой зубную щетку на веревочке тянет. Врач перепугался, но спросил: «Что ты делаешь?» «Зубную щетку на веревочке таскаю». Врач облегченно вздохнул и пошел дальше. А псих наклонился и сказал: «Ну, что, Бобик, здорово мы их обманули?» Большие руки проникли в голову и сжали. Миотка прошептала:

— Я собаку хочу… Это же так просто! А вы… А они…

Миотка безнадежно махнула на дом. Подошла к толстому тополю и почти вошла в него. Мальчишки исчезли из организма. Нитки спутались и дергались помехами.

Мальчишки переглянулись. Юка опустил глаза и протянул Миотке руку с оттопыренным мизинцем:

— Мир?

Миотка проехала лбом по скважине коры и подтянула к себе веревочку.

— Мама говорит, что детская прелесть взаимоотношений состоит в том, что ты миришься и ссоришься одновременно. И это все неправда.

— Как хочешь.

Юка пошел в поле. Ромка за ним. Миотка подумала немного и, взяв мячик в руки, погладила его и отправилась следом. Поле было исследовано и изучено лучше, чем черный парик соседки. Оно было огромным и родным. Как окраина города, она упиралась в горы. Пушистые одуванчики, джунгли из лебеды и полыни. Здесь проходили бесконечные потайные тропы, помеченные первопроходцем и хозяином то пнем с вырезанными инициалами, то обычной цветной дощечкой. Именно здесь сбывались мечты. А взрослые дядьки в галстуках размечали метры для постройки бензоколонки. Свободное место не должно быть пустым. А мальчишки вырывали все обратно. Сжигали ленточки.

Миотка встала на четвереньки. Засунула в кармашек мячик и поползла за мальчишками. Ребятня собиралась со всех сторон. Начиналась ИГРА. И вдруг воздух перед Миоткой разошелся в разные стороны. Она почувствовала липкие, вяжущие, невидимые пласты какой-то гадости у себя на ногах. Вскочила на ноги, чтобы увидеть воздух. Шагнула. Упала. Поджала ноги — обычные, в босоножках, с тонкими волосиками. Юка подскочил. Дернул Миотку к себе. Ромка где-то наверху наблюдал и ничего не мог понять.

Вдвоем они принесли ее к Ромке домой. Две квартиры слились в шикарном евро — ремонте. Настоящая поляна пушистого ковра между кресел. Но Миотка побоялась пролететь над ним. Казалось — не удержит себя воздухе. Трава запутает ноги и притянет к себе. Поддерживая, Ромка провел Миотку к себе в «замок». Стены были сделаны из прогнившего временем камня. Портил вид только компьютер с экологическим монитором.

— Вот. — Ромка гордо усадил Миотку в каменное, но ласковое на ощупь кресло. — Я сделал, как компьютерной игрушке. Хочешь, покажу?

Юка снисходительно начал перебирать на столе прошлогодние школьные тетради.

— Не — не — не! — вскрикнула Миотка, но Ромка уже нажал кнопку.

Глаза Миотки расширились шаровыми молниями. Комп взвизгнул, выдал странную табличку типа: «Фиг знает, что ты со мной сделал, разбирайся теперь сам» и прожужжал прощальную песню.

Ромка надолго опешил. Миотка же засуетилась и встала с кресла.

— Я забыла тебя предупредить. Нельзя включать при мне аппаратуру, которая впервые меня «видит». Я на нее плохо действую. И вообще, иногда при разговоре я говорю и печатаю одновременно перед собой. У меня даже пальцы шевелятся.

Юка с Ромкой посмотрели на ее тискающие платьице руки. Мизинец дернулся вправо. Видимо, поставил точку...

— У тебя папа кто? — Ромка отодвинулся подальше от компьютера.

— Программист, но он говорит, что это от экологии и ядерных излучений города… Или от диска. Там игрушка одна. Она на меня так действует…

— Ага, самолеты, когда падают, тоже думают, что у них там гнездо, — ляпнул Юка.

Из штанов Ромки раздалась красивая трель. Он, очнувшись и покраснев, выхватил «сотик» и зашептал:

— Юка, тебя мама!

Левая бровь Юки нырнула брассом и испуганно затаилась. Он схватил трубку и отошел в другой зал. Но даже оттуда Миотка услышала громкое фыркающее шипение, как у обозленной черепахи:

— Юка, ты на практике в школе был?.. Я тебя, кажется, спрашиваю!.. А почему голос такой? Не врешь?.. Хорошо… Через час дома…

Юка стукнул сотиком голову. Сдержался.

— Я пошел… Лучше пораньше быть…

Он, подпрыгивая на прохладных плитах, натянул кроссовки. Буркнул что-то под нос и хлопнул веером дверей.

Миотка обернулась к Ромке. Тот залез на подоконник, поджав грязные коленки.

— Ты как, прошло?

Миоткины косички вяло проползли по спине.

— Имя у тебя, конечно… Я понимаю, Юка. Он не русский. Но ему можно простить — из его глаз ни черта не увидишь, окосеешь только. И нос — как заварное пирожное, по которому я на велике проехал. А ты-то чего?

Миотка посмотрела на квадрат света — окно. За ним — поле и горы. Черные сгустки стен оплели солнце. Медленно — медленно, бесконечно и неуловимо поползли они вдаль, маня Миотку за собой. Издалека хлынули в глаза ослепительно белые звезды. Гигантский, толстый, прозрачный обруч замахнулся……

— …тка!!! Але!

Каменные обои почти ударили по голове. Миотка схватила Ромку за руки и потащила его на улицу. Без правил передвижения по полю — в лес. Ромка, привыкший до школы добираться в машине, упал на кочку из сухого дерева.

— Ты что, больная совсем?!!

Миотка легла на землю под трафаретное солнце.

— У меня мир вокруг опасный. Родители — чужие. Солнце — зовущее и отталкивающее. У тебя так бывает?

— Больная… — повторил Ромка. — Нет! Я понимаю только то, что Юка — мой друг. Но он сам виноват в том, что его чокнутая мать таскается за ним в школу, проверяя его успеваемость и оценки. И над ним все издеваются. Но я ему этого не говорю. Потому что он — мой друг. У меня мировые родители, которые все для меня готовы сделать... Ты — Миотка со своей собакой. Потому что ты такая. И не хочу больше ничего понимать...

— Хочешь, покажу дом?

— Нет. — Ромка отряхнул желтеющие хрустящие листья с колен. — Август…

— Пошли. Там живут разные желания взрослых. Они приходили давно туда к одной ведьме. Они просили денег. Друг друга. Не любви, а… сам понимаешь. Они не думали о будущем. Они все испортили сами... Эта ведьма не выдержала и исчезла отсюда. Тогда те, кто были записаны к ней на прием, прокляли ее своими постоянными пересудами и ложью… И все это осталось в этом доме. Мне интересно и обидно слушать и понимать мир. Ромка скользнул взглядом с ее макушки до темных сандаль. Перепрыгнул вслед за Миоткой ручей. Они уже высоко поднялись и отошли от леденящей ЛЭП...Тебе сколько лет?

Миотка улыбнулась.

— Мало.

— Супер. Наверное, ты — суперчеловек нового времени. Компьютерный монстр. Миотка едва доставала ему до плеч. Мячик выпирал из кармашка. Веревочка тащилась по земле.

-Вон, видишь этот дом? Запомнил? А теперь давай домой, кто быстрее!

И помчалась вниз, задирая ноги от наклона горы чуть не до плеч, как коза…

***

… Язык намертво присох к верхней губе. От неприятного сознания беспомощности перед этим, Миотка наклонилась еще сильнее и надавила на мел. Белая полоса вычерчивала ровные квадратики «классиков». Миотка подрисовала цифры и гордо встала рядом.

Что-то капнуло. Взвизгнуло в тишине и снова мокрой кляксой упало на получасовой труд. Миотка вскинула голову. Мелкая противная тучка специально повисла над их двором и, не обращая внимания на девочку со злобным лицом, капала и капала. Все сильнее. Миотка топнула по асфальту и независимо пошла домой.

Комната. Везде зеркала. На стене, в прихожей, в ванне. Только в туалете почему-то нет. Поэтому Миотка свои думы разбирать уходила именно туда. Невозможно постоянно смотреть на себя под разными углами. Противно, когда ты, ты, и еще раз ты смотришь в глаза. Подсматриваешь ночью. Каждая секунда жизни уходит в глубь зеркал и исчезает. Навсегда. Будто тебя и не было.

Звонок в дверь.

Миотка закрыла створками шкафа зеркало. Ромка осторожно вошел. С восторгом бросился к дискам.

— Вау, Можно? Ты мне обещала… — он с непривычной осторожностью взял три тонкие пластинки. — Это новая разработка?

Миотка задвинула подальше красные шторы. Под цвет комнаты ни совсем не шли. Они вообще ни к чему не подходили.

— Я там приготовила тебе несколько интересных, с тем самым…

— Виртуалка! — Ромка открыл диск, хотел вставить в комп. Миотка оторвалась от стены. Закрыла его. Сгребла в стопку несколько. Положила в Ромкину рэпперскую сумку.

— Лучше у себя дома, — заторопилась она. И медленно, — Я хочу, чтобы ты понял…

— Че понял? — Ромка стоял в дверях.

— Программист должен четко и ясно мыслить. Он, создавая свою программу, своего компьютерного человека, себя, в сущности, видит каждое движение руки. Все прикосновения с воздухом. Человек сожмет руку, забудет мысль. А здесь каждый нюанс, все пошаговые движения мышцы должны быть объяснены себе, прочувствованы… И… Ладно, не важно… Бери диски. Это важнее…

Ромка нащупал порог. Улыбнулся быстро и исчез.

…На поединок в поле Ромка не пришел. Миотка постояла — постояла немного. Показала кому-то язык. Посмотрела на дома. Потом на горы. Там, около разрезающей деревья ЛЭП, что сверкнуло. Миотка было пошла туда, но тут поле, островок дач и гора зашевелились как в морском отражении. Дорога перед Миоткой разбилась на квадратики. Здесь ступать можно, а здесь нет. Она отшатнулась и закрыла глаза.

Изредка поглядывая на дома и небо, Миотка осторожно, и нервно подбежала к подъезду Юки. Заскочила в лифт, устроилась между лужей и фантиками от «Баунти». Зарыдала вдруг от беспомощности, сжав руками лоб. Только скрежет поднимающейся кабины. Рот в истерике открывался. Миотка задыхалась. Казалось ей, что она умирает и никогда не сможет понять, зачем, почему именно она?

От резкой неожиданной остановки она вскрикнула, и поняла с ужасом, что ее маленькая челюсть выставилась. Вышла на площадку икая. Огляделась, где бы спрятаться, чтобы ее не заметили в таком виде. За дверью с табличкой 572 упало что-то тяжелое. Крик: «Ты че как корова? Вещей не жалко?»

Миотка двумя руками и, с ужасом вращая глазами, задвинула челюсть обратно.

— Мам. Давайте всей семьей на этот фильм сходим!

— Тебе мало того, что мы кассеты купили с хреновым переводом?

— Вот я и говорю! В новом кинотеатре вы ни разу не были.

— У тебя денег сильно много?

— Нет, я просто хотел, чтобы вы порадовались, как и я…

— Ты не ответил! Еще ни одного рубля не заработал на жизнь, а уже указывает!

— Мне 11 лет.

— Вот именно! Поэтому хотя бы без пререканий выполняй свои обязанности, — учись хорошо и мой пол и посуду!

— Но…

— Ты что-то против имеешь? Как ты вообще с отцом разговаривашь? Думаешь, нам легко вас воспитывать?

— Не надо было рожать, раз не на что! Ребенок — это не обязанность!!!

И, как был, Юка выскочил из квартиры. Миотка вяло улыбнулась, но Юка перескочил перила…

…Дома как всегда было много Миоток. Целая толпа. И все с таким же страхом в глазах. Но сейчас это было хорошо. Когда людей много, на тебя не нападает веревка, пол — как пол, и всякие космические круги не опутывают твою голову.

Звонок. Опять звонок.

Вошел Ромка. Под кислотной футболкой что-то выпирало.

— Ты смотрел? Ты понял: — Миотка дернула Ромку за плечи, — Ты понял?

Ромка оттолкнул ее, совсем маленькую и легкую.

— Ты что? Да, я понял. Скоро зима.

Миотка развернулась и пошла в комнату.

— Зима среди нас. И она скоро наступить.

Миотка осторожно посмотрела на него.

— Что ты несешь?

— Люди злые. Разве ты не знаешь? Они вбили первый бетонный столб в Поле. Жизнь — она… Сегодня, и уже сейчас, в этом дне, ты уже старый. И ты не понимаешь, зачем тебе умирать, ведь ты живой! Зачем все это? Мы не живем, мы несемся по какому-то тоннелю, темноту и очень короткому. А вокруг зима, лед, бесконечный лед. Ты стараешься его растопить, а тебя сносит, отталкивает в середину. А в конце его — огонь. И только он сможет сломать этот лед…

— Ромочка, что с тобой?

— Я буду двадцатым амулетом. Тебе ведь передали диск?

Он вытащил деревянную фигурку на веревочке.

— Сам сделал? — Миотка протянула руку.

— Не трогай! — Ромка открыл дверь. Лампочка робко осветила него золотистые волосы. Блестящие широкие штаны. И руку с почти стершейся гордой надписью фломастером «12».

— Верни мне диск.

— Он у Динки, а потом перейдет к Юке.

И вышел.

Миотка села на пороге. Ноги связывало лентой от какой-то липкой и жуткой догадки. Миотка вздрогнула, попыталась представить себе, как она перерезает эти вьющиеся усы, но не смогла. Руки не дотягивались ни до ножа, ни до ножниц. А когда она нагибалась, то запутывались и плечи…

…Ребенок — не обязанность… Ребенок — не обязанность…Дети взрослые… Везде ложь… Надо дать им возможность жить… Двадцать два ребенка, способные спасти мир… Люди узнают и поймут… Она — дочь программиста… Амулеты… Двадцать два амулета… Диск… Злые люди…

Все умрут… Грызут друг друга по пустякам… Нет возможности что-то совершить… Перевернуть мир… Весь тоннель… мыть полы… огонь…

…Миотка проснулась ночью. Тишина города — далекие пьяные крики, стук чего-то танцевального. Храп соседа… Миотка встала. Вышла на балкон. Свежий ветер распустил ее волосы. Тополя во дворе ласково шелестели и говорили о том, чего люди никогда не узнают. Чистый ночной воздух не запутал, не сплел в клубок. Она подняла ногу и свободно положила ее на перила. Прогнулась. Почувствовала каждую клеточку своего тела. Засмеялась. Поняла, что все позади. Вокруг ночь и красота.

Взглянула нечаянно на окна Ромки. Они беспокойно пылали на темном доме. Окна Юки тоже горели. Миотка медленно повернула голову на горы. Большой костер постепенно утихал. А ветер приносил еле — еле заметный привкус гари, жженного дерева, волос и пластмассы…