Ванюшенька

Размещаем здесь свои авторские тексты
Ответить
Mr. Jones
Сообщения: 30
Зарегистрирован: 02 апр 2010, 07:46

Ванюшенька

Сообщение Mr. Jones »

Человек существовал. По крайней мере, это можно утверждать с уверенностью.
Улицы кишили человеком. Звук шагов. Звук шелеста одежд, звук машин. Очень много звуков. В том числе звук хлопанья поясных блокнотов о бедро. И, конечно, скрип карандашей.
По городу шел человек. Когда-то родители нарекли его Иваном, но все называли Ванюшей. Он был обыкновенного вида, но примечательной эмоции. Если человека можно определить одним словом, то Ванюшу объясняло слово «любовь». Причем в трактовании отнюдь не советском, скорее библейском. Она [любовь] сияла из глаз, исходила от мягкой, как бы извиняющейся улыбки и, словно притаившись до времени в россыпи веснушек, ждала только случая излиться в этот мир.
Ванюша шагал. Быстро и уверенно длинные сильные ноги несли его по дощатой мостовой. Как будто была цель. Как будто было дело.
Ванюшу одолевали страшные мысли. Настолько страшные, что даже с близкими людьми он не решался об этом списаться. Вот уже три дня он ни с кем не общался, его блокнот был чист. Ванюша хотел говорить! И как он это подумал, стало страшно и сладко. И неясно, что преобладало. Ванюша обмер и затрепетал. Голова кружилась, мысли наползали одна на другую. Он стоял, точно последний, уцелевший валун, и море людей бурлило вокруг, огибая его.
«Ры-ры-ры!» – кричал человек. Лицо красно, улыбка вымучена. «Счастливец, – подумал Ванюша, – накопил-таки под старость на две звукобуквы. Ах, как много можно ими выразить, как по-разному окрасить!» Ванюша облизал пересохшие губы и двинулся за человеком. Радостное «Ры!» раздавалось до самого рабочего места счастливца. «Департамент контроля и языкации», – прочитал Ванюша. «Все ясно, – с дрожью подумал он. По блату приобрел. Поди, языкатором работает...» Развернувшись резко на каблуках, он отправился домой, к тетради и шелесту страниц, которые одни были с ним за одно. «Как надоело писать мысли», – думал Ванюша, просиживая день за чашкой кофе.
Вот уже семь лет Ванюша писал стихи. Его печатали, исправно платили гонорар, но этого было мало. Ванюша, вопреки здравому смыслу, хотел их читать, звуком! И если полгода назад он воспринимал подобное желание как прихоть, то сегодня это была необходимость. Становилось страшно.
«Я не знаю своих стихов», – грустил Ванюша. Он никогда не «пробовал» их на вкус, не давал им звука, не давал дышать. «Возможно, – тосковал Ванюша, – стихи в большой обиде на меня».
Приближалась ночь. Липкое время суток. Сколько людей подверглось языкации именно из-за ночи. Говорили во сне, бормотали невесть что, и теряли свои языки. Навечно, навсегда. Ванюша не любил ночь. Не любил зубосцеплятель, не любил сны. Вот уже полгода два сна, сменяя друг друга, насиловали его покой. Первый о том, что он читает стихи. Вслух! Звуками! Читает долго, с выражением, упоительно. Вокруг люди: плачут, смеются… и тоже звуками! Великолепный сон. Волнительный, но чудесный. Второй иного толка. Жуткий. Ванюша сидит дома; неожиданно раздается звонок, наглый и долгий. За ним пришли языкаторы, он пытается бежать, но не может. Руки и ноги из ваты. Вот он в стерильном, пахнущем ничем помещении. Холодные, безчувственные глаза языкатора… Язык, бьющийся в припадке прощания… И сдавленное, глухое «суки», – последние звукобуквы в жизни. После этого сновидения Ванюша ходит сам не свой и делается необыкновенно пугливым.
«Да, вот хотя бы к годам шестидесяти накопить на две звукобуквы, а то и на три...» – мечтает Ванюша. Он хочет «Виль», почему-то кажется, что именно это сочетание дает неповторимый звук. Хотя, кто его знает…
Утро. Измотанный ночью, Ванюша глядит в потолок, яростно втягивая носом воздух. Затем, когда он стоял под душем и слушал речь воды, его посетила мысль. Странная и требовательная. «Мы живем, – подумал Ванюша, – тем, что когда-нибудь накопим на звукобуквы. В лучшем случае на три или на четыре. А что дальше? Не лучше ли сказать много звукобукв, и замолчать навсегда, вложив в них себя, свою сущьность, чем всегда молчать, сказав перед смертью бессмысленные звукобуквы?» Ванюша вздрогнул, за этой мыслью он явственно увидел безжизненные глаза языкатора. После чего поспешил отогнать ее прочь.
День начался, и его суета поглотила и возобладала над всякой Ванюшеной мыслью. Ближе к вечеру к нему пришла Полина, его девушка. Они сидели на кухне, карандаши мелькали. Полина любила списываться. Ванюша глядел на нее, и находил какой-то пустой. Он решил наполнить Полину, и взял ее за грудь.
Когда все кончилось, он снова посмотрел на нее, но она была по-прежнему пуста. Ванюше стало жаль Полину, и он рассказал ей о своих мыслях и снах. Полина хлопала веками, красиво улыбалась, потом заскучала и стала глядеть по сторонам с вниманием явно преувеличенным. «Пуста, – думал Ванюша, – совершенно пуста». Он расхохотался молча и дико, потом выпроводил ее вон. После чего сел, обхватил голову руками и крепко, очень крепко задумался.
Утро пришло внезапно. Как выпрыгивает из-за угла разбойник, разя финским ножом, так же сразил Ванюшу луч света, прорвавший баррикаду штор. Он поднялся и вышел вон. «Даже война не такая уж высокая плата за язык». И «звук наполняется смыслом, несет его собой, и смысл является смыслом, обретя звук; убери одно и воцарится пустота». Две мысли, два плода ночи. Ванюша ощущал легкость, схожую с легкостью человека, который после долгих колебаний все-таки сделал выбор. Он улыбался, на сердце было легко и спокойно. Впереди светлой громадой выступал «Колизей», торговый центр. Цель ванюшеного движения. В голове всплыла фраза: «Я странник и пришелец на земле», показавшаяся ему очень глубокой. Ванюша вошел в «Колизей». Народ затопил холл, воздух был горячь и неприятен. Наметив на глаз центр, он двинулся к нему. Укрепившись там, Ванюша посмотрел на небо, на солнце, что казалось еще больше сквозь стекло купола, на копошащихся и снующих людей, на самую жизнь, на постыдную ее пустоту… Иван разомкнул уста, звукобуквы наполнили холл, изгоняя пустоту:
«Свеча, поворотившись вглубь
себя, самой себе светила
и обожглась, и, пламенем горя,
себя убила.
Так человек, не озаряя тьмы,
устами внутрь поворотясь,
разрушил мост меж «Я» и «Мы»,
в хвосте плетясь...»

Ему не дали договорить. Языкаторы всегда профессионалы. Но это не важно. Иван был наполнен, наполнен до краев. Слезы счастья текли по щекам. Люди вокруг молчали, выражая признательность и солидарность вытянутыми по швам руками и склоненными головами. Они были наполнены. Звукобуквы съели, поглотили их память, и люди пытались их «переварить».
Ивана выносили из «Колизея». Его провожали сотни, тысячи глаз, и в каждом из них он видел спрятавшийся голод. «Тот, кто познал полноту, познает и пустоту. И не захочет, ни за что не захочет быть с ней...» – подумал Иван.
Потом пахло ничем, и стало никак. Иван растворился в глазах языкатора и вместе с языкатором утратил себя. Его последней мысли: «Мир и звук – части одного Лица» так и не суждено было обрести форму. Не издав ни звука, Иван отправился в небытие.
Ответить